Российский экспортный центр

— Петр Михайлович, Российский экспортный центр создан в том числе как ответ на кризис, как попытка оказать реальному сектору помощь в продвижении на экспорт. Какими ресурсами помощи располагает эта система?

— Да, Российский экспортный центр — это попытка консолидировать все инструменты, которые есть у государства на данный момент по поддержке экспорта, включающая в себя и меры финансовой поддержки. Меры финансовой поддержки существуют достаточно давно и успешно. Это кредитная поддержка экспорта, которую мы будем реализовывать через Росэксимбанк — специализированный банк, существующий достаточно давно.

Банк много лет являлся агентом правительства по предоставлению различного рода гарантийной поддержки, в том числе кредитной. Сейчас мы этот инструмент капитализируем. Другими словами, сейчас мы увеличиваем его уставной капитал и расширяем кредитный портфель. С другой стороны, это конкретный инструментарий, связанный с субсидированием процентной ставки. В данный момент мы работаем над тем, чтобы эта программа экспортной поддержки (в том числе и через Росэксимбанк) была продолжена и в 2016 году.

Также хорошим инструментом является страхование экспортных кредитов — этим занимается ЭКСАР (Экспортное страховое агентство России). Оно является новым механизмом в российской действительности, но хорошо известным в мире. Мы страхуем экспортные риски, риски внешней торговой деятельности.

— Это коммерческие риски или специальные риски? Допустим, мы хотим поставить самолет Sukhoi SuperJet в страну, но страна вводит санкции и поэтому поставка не производится.

— Нет, это не коммерческие риски, а специальные. Скажем так, по сути, мы можем страховать коммерческие риски, но связанные с различного рода специфическими обстоятельствами. К примеру, изменение курса валют, либо экспроприация собственности, запрет на вывоз валюты с другой страны или просто нежелание нашего контрагента (или контрагента нашего экспортера) отвечать по своим обязательствам. Мы закрываем эти риски. Сейчас экспортерам намного комфортнее заниматься внешнеэкономической деятельностью, потому что те риски, которые они не понимают, они могут застраховать у нас.

— На сегодня львиная доля в экспорте России принадлежит очень крупным компаниям, не важно — государственным или нет, но, безусловно, крупным. Есть ли критерии, кому государственная поддержка в развитии экспорта должна быть оказана в первую очередь?

— Эти критерии достаточно четко прописаны в нашей нормативной базе. Мы исходим из того, что ограниченный финансовый ресурс должен быть использован максимально эффективно. Это важный момент, сразу хочу оговориться: по размеру мы не делаем ограничений — по разным причинам, так как государственная поддержка «в моменте» необходима как маленькому проекту, так и совсем крупному. Здесь у нас ограничений нет. У нас просто есть некие корпоративные лимиты ответственности, в рамках которых вопрос выносится выше.

Что касается системы приоритетов: мы можем заниматься всем. Однако наша система налажена таким образом, что мы концентрируемся на средних проектах. Мы считаем, что средние компании должны быть локомотивом увеличения экспорта как в абсолютном размере, так и с точки зрения его диверсификации. Очень важный для нас показатель — количество новых экспортеров. Это как раз наши цели, которые в конечном итоге приводят к абсолютному увеличению объемов несырьевого экспорта, но через правильные показатели, потому что наша задача — взращивать такие компании, которые могли бы поставлять свою продукцию на экспорт.

— А если речь идет, допустим, о минеральных удобрениях, которые на самом деле — уже не сырье, хотя и очень близки к сырью?

— Формально нам строго запрещено заниматься сырьем. Но удобрения уже обладают добавленной стоимостью и формально доступны для нашей поддержки. В целом мы можем заниматься всей химией, которая не может считаться сырьем. Химия все-таки бывает разная и не все продукты химического производства — продукты с низкой степенью обработки, она бывает огромная. Многие металлы и химия — это не сырье. Однако если мы будем фокусироваться только на подобного вида поддержке, это не совсем будет соответствовать нашему мандату. При прочих равных условиях мы делаем акцент на продукцию с высокой степенью обработки.

— Даже при отсутствии равных условий, при меньшей финансовой эффективности вы не должны идти и специально помогать?

— Совершенно верно. Мы смотрим на наши возможности в моменте. Если наша страховая емкость либо кредитный ресурс позволяют в моменте поддержать и продукцию с меньшей степенью по обработке, мы тем самым дополнительно загружаем при сужающемся российском рынке. Это дает для экономики серьезный эффект, что очень важно. С другой стороны, мы проводим анализ и если понимаем, что можем безболезненно для поддержки высокотехнологичного экспорта параллельно поддержать еще и экспорт с меньшей добавленной стоимостью — почему бы и нет?

— Как проходит ваша бизнес-процедура? РЭЦ будет оказывать поддержку по кредитованию, страхованию, в том числе нефинансовую поддержку, исходя из понятных параметров, или решения будут приниматься в том числе по согласованию с ВЭБом, затем с Правительством, исходя из социальных или политических факторов? Это только бизнес-алгоритм или есть доля участия государственных структур?

— Конечно, мы живем не в вакууме, всегда есть нюансы, которые мы должны учитывать, в том числе и те, которые представляет правительство страны. Наш основной принцип — это прозрачность: прозрачность процедур, прозрачность нашей деятельности. Поэтому мы за то, чтобы наш клиент, наш потенциальный партнер четко понимал последовательность наших действий, а главное — логику принятия решений. Поэтому мы — за бизнес-процедуры.

Это будет четко прописанная процедура, понятная для нашего контрагента. Да, она будет немного разная в вопросах финансовой устойчивости, объема рисков, которые мы принимаем: мы должны следить за нашими возможностями, чтобы не взять на себя обязательств больше, чем мы можем объективно выполнить, и мы всю процедуру выстраиваем именно таким образом.

С точки зрения нефинансовых мер поддержки — другой подход, потому что мы, по сути, не берем на себя финансовые обязательства в этой части как Российский экспортный центр, но мы берем на себя обязательства лоббистского толка. Мы берем на себя обязательства консультационные, продвижения товара на внешний рынок, содействия в вопросах защиты прав интеллектуальной собственности, решения вопросов в международных арбитражах, если речь идет об ограничении доступа российских товаров на рынок. Очень важны вопросы логистики, потому что часто компания не очень хорошо понимает и знает, как воспользоваться возможностью нашей инфраструктуры. Да, это не ложится на наш баланс, но мы все равно берем на себя обязательства перед партнером по решению этих вопросов.

Партнер должен четко понимать, на что он может рассчитывать, сколько это может занять времени, какие шаги мы должны предпринять и если что-то объективно не получилось, почему так случилось. Не потому что мы недоработали либо некачественно выполнили свою работу, а потому что сложилась объективная реальность, которая не позволяет это сделать. Поэтому мы — за прозрачность, за четкое соблюдение процедур.

— «Механизм» — это дотирование процентной ставки или система субсидий? Субсидированная процентная ставка — это не совсем рыночное понятие, ее нельзя «украсть». Этим можно воспользоваться, но нельзя присвоить…

— Мы на это обращаем большое внимание. При желании, конечно, любой механизм можно выстроить. Мы не изобретаем велосипед. Многие продвинутые страны, которые задумались о поддержке экспорта, реализуют эти задачи довольно давно. Механизм давно есть. Россия, являясь участницей ВТО, уже взяла на себя часть обязательств (какими государственными методами можно поддерживать экспорт). Некоторые инструменты, которые я назвал — это разрешенные виды субсидий. Они тоже должны быть прозрачными: в любой момент информация может быть предоставлена коллегам, в частности, по ВТО.

Вся система поддержки экспорта в странах, которые присоединились к основополагающим документам, заключается в том, что страны должны конкурировать на международном, глобальном рынке не стоимостью ресурсов, а качеством продукции. Таким образом через сложную систему формул и расчетных механизмов стоимость ресурсов должна быть приведена плюс-минус к одному уровню. Если ты не приводишь — это твоя проблема, но если ты хочешь субсидировать свой экспорт, то делай это по тем правилам, которыми пользуются все. Тогда мы говорим о настоящей свободной конкуренции на внешнем рынке. Такая логика.

Конечно, есть миллион нюансов: всегда есть исключения, всегда есть те, кто не особенно соблюдает, но их и штрафуют по этому поводу. Что механизм страхования экспорта, что механизм субсидирования процентной ставки для импортера — это все на сто процентов разрешенные виды государственной поддержки, существующей в мире, и все ими пользуются без ограничений.

— Основной элемент именно поддержки экспорта — субсидирование процентной ставки. При этом кредит может выдаваться любым банком? Российский экспортный центр и Росэксимбанк будут просто компенсировать?

— Нет. Это пока не так. Мы можем к этому в будущем прийти, и Росэксимбанк может быть распределителем субсидий на коммерческие банки, но это второй этап. Пока мы имеем всего лишь два банка, которые имеют право субсидировать свою процентную ставку: Росэксимбанк, который входит в контур РЭЦ, и Группа Внешэкономбанка. Росэксимбанк и ВЭБ — это институты развития, которые имеют свою функцию — они не конкурируют с коммерческими банками, у них нет конфликта интересов.

— Теоретически вы считаете эту модель, когда только один такой канал, по которому могут субсидироваться ставки, идеальной? Или все-таки лучше, когда ситуация более прозрачная? Когда — пусть не любой коммерческий банк, но хотя бы из первой десятки, к критериям которого есть доверие — мог бы кредитовать экспортное предприятие, при этом вы как структура поддержки экспорта субсидируете часть ставки. И тогда у процесса будет два контролирующих финансовых института — сам банк и РЭЦ.

— Конечно, это должна быть распространенная практика для тех банков, которые хотели бы поддерживать экспорт. Это мое убеждение и на всех площадках я об этом говорил, так как это будет только на благо экспорту. Чем больше финансовых институтов, тем больше конкурентной среды, борьбы за экспортера, разделение рисков, более качественное обслуживание экспортера. Наша задача — не поддержать банк, а поддержать нашего производителя. Однако мы должны двигаться поступательно, так как пару лет назад такого инструмента не было в принципе. Три года в России вообще не было инструмента страхования экспорта.

— На данном этапе наблюдается большая очередь за получением субсидий?

— Конечно, очередь приличная, но при этом мы понимаем, что ресурс все-таки конечен. Мы трезво смотрим на ситуацию, которая с учетом возможностей бюджета — не такая радужная. Мы объективно оцениваем возможности, которые есть у нас и у бюджета, и вводим определенные критерии. Причем, мы их вводим тоже достаточно публично — обсуждаем на уровне руководства, чтобы поддержать правильный экспорт — высокотехнологичный, чтобы была максимальная доля российской составляющей, чтобы был максимальный эффект от каждого вложенного и потраченного в данном контексте бюджетного рубля.

— Сколько времени занимает рассмотрение заявки? Как быстро можно получить «отказ»?

— Отказ можно получить очень быстро по формальным критериям — это вопрос нескольких дней. Если «дверь приоткрылась», то это зависит от проекта. Нужно учесть, что это государственная расходная статья, свое решение мы согласовываем с профильными ведомствами — Минпромторгом РФ и т.д., но мы научились делать это довольно быстро. В министерствах это тоже занимает несколько дней. Все вместе, с субсидиями и анализом проекта может занять до месяца. Оговорюсь, чтобы меня потом не обвинили в шапкозакидательстве: я имею в виду при наличие полного комплекта материалов, какой нужен для анализа сделки в целом.

— В заключение — несколько общих оценок по состоянию нашего экспорта. Курсовые изменения активно помогают экспортерам?

— Я бы не делал из эффекта девальвации какую-то панацею, потому что ситуация очень разная в зависимости от отрасли. Если мы говорим про отрасли с меньшей добавленной стоимостью, этот эффект, несомненно, выше. Если мы говорим про сложно структурированные отрасли, отрасли с высокой добавленной стоимостью, а тем более отрасли, где объективно используется импортный компонент, то эффект — меньше. Я бы эффект девальвации не ставил во главу угла. Да, это очень важный в моменте процесс, и мы должны использовать эту возможность как некий рывок, который позволяет немножко ускориться. Но это не системная мера — просто такой момент у нас сейчас.

Что касается в целом экспорта, то цифры разные. Из-за ситуации с девальвацией в стоимостном формате, конечно, экспорт упал. Мы это понимаем, потому что у нас многие контракты в том или ином виде все равно заключаются в валюте, и тут нюансы чисто расчетные — он не может не падать по объективным причинам. В физическом аспекте экспорт растет. При этом, конечно, могут быть вопросы к методике расчета физических объемов, и мы с коллегами из Минэкономразвития думаем, как эту задачу решить, потому что сейчас считать сложно. Грубо говоря, рельсы мы считаем вместе с микросхемами.

В этом плане мы четко видим прирост экспорта в физическом объеме, что тоже важно. Даже в стоимостном формате, если выделить совсем высокие технологии, они растут относительно всех объемов экспорта. Это все уже такая казуистика, просто приведу один пример — вагоностроение. Если бы не экспорт, то ситуация в вагоностроении в России была бы намного сложнее. Сейчас практически две трети всего производства вагонов в России экспортируется. Это происходит на сто процентов через инструментарий Внешэкономбанка и РЭЦ. Если бы этого не происходило, конечно, ситуация была бы совсем другой. Мы сейчас пытаемся выстраивать работу и по автомобилестроению, и по сельхозпроизводству.

— По транспортному машиностроению внутренний спрос, как известно, резко сократился. Действительно, спасением должен быть выход брендов, особенно международных, которые здесь производят, на внешний рынок. Есть какие-то предпосылки на данный момент?

— Мы активно работаем с перечнем тех производителей, которые есть в стране, будь то национальные или международные бренды с высокой степенью локализации. Мы работаем над дорожной картой как по финансовым, так и по нефинансовым методикам, чтобы оптимально выстроить цепочки вывода на внешний рынок российской продукции. Наверное, что это сейчас приоритет — преодолеть сложности, которые испытывают отрасль. В этом я вижу в том числе и нашу задачу.